Где она, обещанная поддержка?

Если сегодня человек честно трудится, в поте лица своего добывая кусок хлеба, то все, на что он может рассчитывать, – это поддержание своей семьи на плаву, и не более того. Реальная капиталистическая действительность не дает ему особо разгуляться.

А вот про первую жизненную необходимость – жилье – человеку надо напрочь забыть. Жилье рядовому гражданину некогда второй по мощи страны в мире стало сегодня практически недоступно. Если хочешь его заиметь, надо впрячься в кабалу лет на тридцать, кормить все эти годы процентами коммерческие банки, глядишь, к старости ты и станешь владельцем собственной квартиры. А до этого она будет в залоге у банка, и не приведи господь, с тобой что-нибудь случится, и ты перестанешь выплачивать проценты. Твое, почти выкупленное, имущество перейдет к чужому дяде. И этот вариант с пожизненной ипотекой и подвешенным состоянием считается сегодня верхом заботы государства о рядовом гражданине.

А впереди у буржуазной власти новый проект опеки рядового гражданина – пожизненная аренда, пожизненный найм жилья. Собственник-буржуй должен, не прерываясь ни на минуту, извлекать прибавочную стоимость.

Но даже эта, казалось бы, освященная законом практика пожизненного порабощения человека не срабатывает в мире наживы. Кому-то хочется много и сразу. Офшоры, подставные фирмы, финансовые пирамиды и прочие сотни способов «честного» отъема денег у рядовых граждан поджидают его на каждом углу.

Сто пятьдесят тысяч обманутых дольщиков по всей стране не могут сейчас нигде найти правды. И обращаются к коммунистам, как к последней своей надежде, хотя отлично знают, что не они сейчас у руля страны. Сто пятьдесят тысяч обманутых дольщиков, а за ними семьи, которые надеялись хоть на мизерное, но улучшение своих жилищных условий. Помножьте сто пятьдесят как минимум на пять, и вырисовывается цифра в семьсот пятьдесят тысяч человек, которые годами живут в предынфарктном состоянии.

Обманута и Сизионова Любовь Васильевна, вынужденная встречать восемьдесят четвертый год в геронтологическом центре, в Переделкино. Рассказывает про свою судьбу. Достает из альбома фотографии и любовно их поглаживает.

«Вот в этом доме в Иваново мы жили. В 1941 году на фронте погиб отец. Мне было одиннадцать лет, когда я осталась одна с мамой. Мама работала на меланжевом комбинате, выпускающем полотно для гимнастерок. Военные годы – голодные годы. И вот, чтобы хоть немного подкормить детей, учительница по химии на летние месяцы трудоустроила нас в совхоз «Ивановский». Мы, детишки, пропалывали морковь, лук, свеклу, капусту на пойменном лугу реки и получали за это рабочую карточку. Это, дай бог памяти, ежедневно 400 граммов хлеба. Но нам еще в совхозе и зарплату начисляли, и кормили нас в столовой без вырезки талонов на крупу.

Детям, как взрослым, платили деньги, а осенью еще мы получили и натурой – ту же морковку, лук, свеклу, капусту. Учет труда был строжайший, – рассказывает Любовь Васильевна. – Осенью ходили в лес рубить дрова. Рубили корни пней. Много ли девчушка может их нарубить? А зимой мне сделали санки, и я с подружками возила на них хворост. Так и жили. В 1942 году пришла похоронка и на дядю Колю, папиного брата».

Медленно течет грустный рассказ пожилой женщины. На столе в ее комнате лежит аккуратно, по стопкам, разложенная переписка с государственными чиновниками. Правду ищет Любовь Васильевна вот уже десять лет, и все никак не может ее найти, а годы поджимают.

«В 1952 году я вышла замуж за студента индустриального техникума. Его распределили в Москву, на «почтовый ящик». Я уехала вместе с ним. Жили первое время в мужском общежитии, в Кунцево, в Рабочем поселке, в комнате на четверых, за ширмочкой. Через три года, после рождения сына, нам дали отдельную комнату. К тому времени я уже работала секретарем в Политотделе управления Канала имени Москвы. Оттуда меня направили на двухгодичные курсы Красного Креста. Так я стала медсестрой. Сорок один год у меня медицинского стажа. Ушла с работы по инвалидности в шестьдесят восемь лет. Сын к тому времени жил в трехкомнатной квартире, полученной на заводе. Трое внуков у меня росло. Когда мой муж умер, захотела я быть поближе к родным. Разменялась и переехала на ту же лестничную площадку, где жил мой сын. У меня была двухкомнатная квартира.

Но жизнь есть жизнь. Знать бы, где упадешь, подстелила соломки. Сложилось так, что пришлось продать мне ее, мою двушку, и купить однокомнатную квартиру в городе Троицке в 2001 году. Я стала, как сейчас говорят, соинвестором во вновь строящемся доме по улице Текстильщиков, дом 2, объект Е-39. Два дома там строилось, только разные корпуса. Один поднялся только до десятого этажа, скелет и сейчас торчит, а второй, мой дом, подвели под крышу, вставили окна, лифты установили. Подключай воду и канализацию и въезжай.

Оговоренную контрактом сумму я выплатила досрочно, в первый же месяц, хотя могла это сделать согласно условиям договора в течение полугода. Так я и планировала скоро въехать в новый дом. Но человек предполагает, а бог располагает.

Вдруг нас всех, будущих жильцов, в пожарном порядке вызывают на общее собрание и предлагают доплатить за строительство домов. Я пенсионерка, едва концы с концами свожу. Все, что выручила за свою двушку, я уже вложила в это строительство. Где мне взять на доплату? Квалифицированные специалисты нам потом разъяснили, что только половины собранных денег достаточно было для завершения строительства. Нынешний мэр Троицка Дудочкин, в то время бывший замом главы города, поспособствовал тому, что застройщик ушел с объекта. Не поделили они что-то с Дудочкиным. Стройка встала. И стоит уже десять с лишним лет.

Мне восемьдесят четыре года, – продолжает свой печальный рассказ Любовь Васильевна. – Могу ли я ходить по судам и приемным? Вот, пишу письма. Куда только не писала! Наши два дома не достраиваются. Дудочкин, мэр Троицка, выгнал застройщика с объекта. Судились они. Наша администрация проиграла все суды. Но мне от этого не легче.

Хорошо, что я ветеран труда, и меня приняли в этот дом престарелых, геронтологический центр, построенный еще в советское время для ветеранов партии, старых коммунистов. Вот и сравните теперь: Советская власть дала нам с мужем сразу после войны комнату, потом квартиру. Потом и сын получил отдельную трехкомнатную.

А что сейчас? Приходят на праздник Победы поздравительные письма от президентов: то Путина, то Медведева. Пишут они: «Мы – в неоплатном долгу перед Вами», «Наш священный долг – сделать все возможное, чтобы Вы на деле чувствовали поддержку государства и общества».

Сколько я писем отправила, и им, и чиновникам пониже рангом. Бесполезно. Видимо, так и умру.

Любовь Васильевна вдруг вскинулась: «Все вроде я вам рассказала. Пойдемте, я вам свой огород покажу. Мне директор разрешил разбить пару грядок. Он у нас хороший. И сын мне каждый день звонит. И правнуки растут. Тесно им. Семья у сына разрослась, а живут все в той квартире трехкомнатной, что досталась им от Советской власти».

Идем. Гордость переполняет Любовь Васильевну, когда она показывает свой рукотворный огород: «Не могу без дела сидеть. Привыкла всегда что-то делать.

Глядя на эту трудолюбивую и добрую женщину, не теряющую бодрость духа в свои восемьдесят четыре года, я думаю о том, что решить ее вопрос с недостроем в городе Троицке может только Правительство Москвы, если включит этот дом в свою программу обманутых дольщиков. А сколько их, обманутых…